Использую любую возможность, чтобы побывать в хуторе. Уж сколько лет живу в станице, а сердце — тут, на этих приречных буграх, в левадах, в степи, увенчанной курганом…

С весны до осени в хуторе особенно хорошо. Со сходом вешних вод умытая степь пробуждается от зимней спячки. В мае она лежит под сплошным зеленым ковром растительности, а чуть ближе к Троице с цветущих лугов веет всюду узнаваемым запахом чебора…

Кто к чему привык, к тому и бредет. Вот и я бреду уже по проселку вдоль поспевающих сенокосов. День тихий и солнечный. Даль тонет в мареве. В траве шуршат перепелки, а в небе завис жаворонок, одаривая простор умиротворенной песней былого. Воля, радость, размах! Тут отрады черпай, не исчерпаешь…

С Петрова дня по хутору разгуливаются суховеи, отнимая поденно у степи цвет. Макушка лета — июльская жара. В старом русле  реки пересохла вода. В протоке же, по плесам, прибавилось ряски… На залысинах яров потрескался суглинок, но окрепшему полынку все нипочем, — все такой же седоватый и духмяный. На дворе – солнцем прострелянный зной…

С приходом августа дневная духота сменяется вечерней прохладой. На речке открываются ключи. Вода холодит дно, а зорями изгоняет густой туман по проулкам до самых выгонов.

Груши, яблоки зреют, а в степи, сминая травостой, скрипят подводы, загруженные возами свежего сена.

Степь в судорогах позолотившегося ковыля предвещает подступающую осень, которая еще постоит и «бабьим летом» погреет. Полетит паутина и сядет на высохшем старце.

Когда же зачастят дожди, а проселки разобьет распутица, с выпасов разберут скотину, определив ее в стойла. И лишь прикладки с сеном будут напоминать о лете и той жаркой страде, когда через семь потов добывался достаток.

Зима — время природного покоя. Степь, словно простуженная старуха, прихворнула. И душа моя заненастила до новой весны, до новой встречи с хутором…

Тихон Атаманцев.